Путница - Страница 140

140

К ринтарцам стражники прицепились, как два репья к коровьему хвосту. То ли из подозрительности, то ли желая содрать побольше. Назовись Альк полным именем – и с господином Хаскилем без вопросов пропустили бы даже десяток вооруженных до зубов головорезов, но это было бы несусветной глупостью. Саврянин, напротив, надеялся, что его никто не узнает. Семь лет все-таки прошло, холеный розовощекий юнец превратился в матерого, широкоплечего и жилистого мужчину.

Но когда стражники придрались к мечам, собираясь оставить их себе «до выяснения, не краденые ли – уж больно хороши для таких бродяг», терпение Алька лопнуло.

– Это мои. – Саврянин властно положил руку на ножны. – Путникам дозволяется въезжать в город с оружием. И нигде не написано, что оно должно быть плохим.

– Ишь путничек нашелся, – фыркнул стражник. – Если мы каждому на слово верить будем…

– Доказать? У тебя, – Альк ткнул его мизинцем в пухлое брюхо, будто указывая судьбе дорожку, – печень пошаливает. Этим летом – один к девяти. А у тебя…

Второй стражник попытался спрятаться за напарником, но саврянин не поленился сделать полукруг и неумолимо взял жертву на прицел пальца.

– Зима в этом году будет холодная. – Голос Алька был ровный, веский, что убеждало лучше всяких заверений. – Застудная чахотка, один к пятнадцати.

Стражникам дружно поплохело прямо сейчас. Второй, правда, попытался неуверенно возразить:

– А я слыхал, что видуны без крыс больше одного из десяти вытянуть не могут.

– Верно, – благодушно согласился Альк. – Так что с тобой мои шансы были бы («Нет-нет, что вы, я и не думал вам угрожать! Просто глянул на дороги, а там уж Хольге решать») всего один к полутора. Что-нибудь еще хотите узнать? Про родных, про друзей?

Стражники дружно затрясли головами и расступились, пропуская «путника» и его приятелей.

– Вот это мастер! – восхитилась Рыска, когда Жар, худо-бедно уловивший суть разговора, пересказал его подруге. – Ты что, каждому человеку можешь с ходу все дороги предсказать?!

– Нет, конечно, – отмахнулся Альк. – Но они в это поверили, и ладно.

– Так ты их просто обманул? – разочарованно спросила девушка.

– Насчет причин – да. Насчет шансов – нет.

– Это как?

– У путников есть понятие «слепой поворот». То есть ты чувствуешь, что это может произойти, но не знаешь почему. Вероятность, что летом этот стражник умрет, действительно один к девяти. Как именно, я не знаю – перепьет, пристрелят, с лестницы свалится, – но все равно могу попытаться вытянуть, вслепую. – Альк с удовольствием вдохнул запах столицы – накаленных солнцем камней, сохнущей тины по краям сточных канав, цветов с лотка проходящей мимо торговки. Вроде бы везде те же камни, те же канавы, те же цветы, а родной город даже с закрытыми глазами узнаешь. – Но обычно путники за такое не берутся. Неизвестно, сколько сил придется приложить и что в итоге получится. Помнишь, как ты меня «вылечила»? Вот, то же самое.

Окраина столицы напоминала Крокаш, но чем дальше приятели шли, тем выше поднимались дома и шире становились улицы. Камень все больше вытеснял дерево, однако мрачнее от этого город не становился, наоборот: каждый дом пытался перещеголять соседей как сортом гранита – от черного до белого, со всевозможным крапом, – так и украшениями.

– Ух ты! – Рыска остановилась, разглядывая пеструю мозаику во всю стену, из блестящих на солнце кусочков стекла: люди, птицы, деревья.

– Какой-то купец мошной бахвалится, – презрительно фыркнул Альк. – Лучше вон туда посмотри.

На первый взгляд дом казался потусклее, победнее – но то было уже не стекло, а поделочные камни, и подгоняли их друг к другу куда более искусные руки. Два воина сошлись в смертельной схватке, и мастеру удалось передать как стремительное падение меча на щит, так и напряжение тел, и исказившую лица ярость. А вблизи – просто маленькие разноцветные плитки, как мазки на картине. Чудо!

– В Ринстане, говорят, тоже красиво, – ревниво заметил Жар.

– Там лепнина. С голыми бабами по большей части.

– О!

– Вот-вот. Только так и удается приобщить вас к искусству.

– А кто в этом доме живет? – перебила Рыска, которой и мозаика понравилась, и на лепнину интересно было бы поглядеть.

– При мне… – Альк осекся. – Знаешь, давай-ка его стороной объедем.

– Не хочешь, чтоб из окошка заметили? – догадался Жар. – Почему?

– Потому что столичные слухи имеют свойство очень быстро разлетаться. – Саврянин свернул в проулок, жалея, что у них нет второй рясы. Зря вообще через центр поехали, по привычке повел.

– Ну и что? Тебе-то чего бояться? Наврал, что посольский сынок, или отец нынче в опале?

– Нет, – разом ответил Альк на оба домысла. – Поэтому и боюсь.

Вор понимающе и в то же время разочарованно присвистнул:

– А как мы тогда во дворец попадем? Я думал, ты нас проведешь.

– Проведу. Или тебе непременно через парадные ворота надо, с музыкой и перечислением титулов?

– Не, меня и ночью через забор устроит, – ухмыльнулся Жар. – И провожать тоже не надо.

– Если что-нибудь там сопрешь – заставлю сожрать, – угрюмо предупредил Альк.

– Понял, буду брать только мелкое и съедобное!

– Я серьезно.

– А я шучу. Ну чего ты, в самом деле? Как на шило сел. – Вор дружески толкнул его локтем. Белокосый зло отмахнулся. – Раньше как-то выкручивались и сейчас справимся.

– Иди к Сашию, – огрызнулся саврянин. Не хватало еще, чтобы его ворюга успокаивал! Но, пожалуй, надо действительно взять себя в руки, раз это так заметно.

У Хаскилей тоже был дом в столице. В другой части города и без мозаики, но сразу видно – знатные люди живут. Хотя жили там по большей части присматривающие за домом слуги да набивающиеся в гости бедные родственники. Отец бывал наездами, по делу, а чуть Альк подрос, стал брать его с собой. Любопытный мальчишка облазил Брбржисщ вдоль, поперек и снизу вверх, добавив слугам немало седых волос: то сгинет на весь день, то, напротив, кто-то заметит его на крыше главной молельни – залез на спор, что потрогает Хольгин знак на шпиле. Несколько раз его били до крови и лохмотьев. Дважды приходили жаловаться. За трагически павшую кошку (вообще-то Альк был уверен, что самодельный арбалет так высоко не дострелит) посол заплатил, скандального торговца велел спустить с крыльца, уверенно заявив, что его сын никогда не лжет. Впрочем, отец, хоть и ругался, этих прогулок не запрещал. Мальчик, полагал он, должен расти мужчиной, а не изнеженным щеголем.

140