Путница - Страница 164

164

Караулов на этом берегу действительно не было, хотя батраку показалось, что тсецкие костры горят ярче обычного. Будто маяки. Поворачиваться к ним голым задом Цыка отчего-то постыдился, зашел поглубже в кусты – и башмак неожиданно увяз в рыхлой земле. Кротовина, что ли? Батрак раздвинул ветки, давая дорогу лунному свету. Да нет, тут, похоже, лопатой поработали. Клад?! Цыка там-сям ковырнул носком – неглубоко зарыли, что-то твердое прощупывается. Вот уже и забелело на дне ямки…

Батрак присел на корточки и копнул поглубже.

* * *

Без факела стало совсем худо. Пришлось брести почти на ощупь, даже плесень не везде росла. Плевуны, правда, больше не встречались: то ли уже улетели на охоту, то ли в этой части подземелья их не водилось. Зато развилок тут было столько, что Рыска почувствовала себя запутавшейся в мочалке блохой. Проще, кажется, взять кирку и продолбить колодец вверх.

Девушка наконец нашла одну из Райлезовых стрелок, свеженькую, беленькую, но Альк отрицательно качнул головой:

– Туда нам точно нельзя.

– Почему? Ловушку-то мы уже миновали!

– Сомневаюсь, что она здесь одна. Давай в соседний ход.

Рыске захотелось заскулить от обиды, словно перед ее носом захлопнули найденную с таким трудом дверь. Ноги подкосились – опять это бесконечное блуждание впотьмах?!

– Альк, – виновато прошептала девушка, чувствуя себя настоящей – как там на воровском языке? – «тележкой», причем груженной камнями и с квадратными колесами. – Я очень– очень устала… И так пить хочу…

Саврянин, не рассердившись, сразу остановился.

– Я тоже. Давай передохнем. – Альк вытянул руку, нашаривая стену, и присел возле нее. Отцепил от пояса баклажку. – Только все не выпивай, неизвестно, сколько мы тут еще пробродим.

Рыска радостно вцепилась в воду и тут же выхлебала половину. Потом спохватилась, набрала полный рот, чтоб растянуть наслаждение и отмочить горло, и вернула баклажку. Альк сделал всего один глоток и повесил ее на место, попутно наткнувшись на оттопыренный карман.

– Есть хочешь?

Девушка с мычанием кивнула, поперхнувшись водой и чуть ее не выкашляв.

– На. – Саврянин вытащил краюху. Она изрядно помялась, но сейчас Рыска обрадовалась бы и горсти крошек.

– А ты?

Альк хотел отказаться, но при запахе хлеба желудок решил, что самое страшное уже позади, и требовательно заурчал. Девушка, не дожидаясь иного ответа, разломила краюху пополам.

От еды (хотя сколько ее там, Рыска бы сейчас и целую ковригу умяла!) на душе стало повеселее, а вот тело, наоборот, окончательно сдалось. За три дня погони ни Альк, ни Рыска толком не спали и даже не отдыхали, и чем дольше они сидели, слишком обессиленные, чтобы даже говорить, тем меньше хотелось вставать. Девушка как-то незаметно привалилась к саврянину боком, потом и голову ему на плечо опустила. Почувствовав, что подруга начинает обмякать, Альк тоже сдался, придержал ее рукой и лег. Рыска тут же свернулась клубочком, судорожно вжимаясь спиной в живот саврянина.

– Холодно-то как… – пробормотала она, не открывая глаз. Вспомнилось, что разбойник говорил о «дружке», закоченевшем и умершем после ночи на этих камнях, но как-то вяло, неубедительно. Она же с Альком. Он не даст ей пропасть.

Саврянин, не ответив, крепче прижал ее к себе. Он тоже дрожал, но усталость оказалась сильнее холода и разума.

После непонятно скольких щепок муторного, ознобного полузабытья неожиданно стало чуть-чуть теплее. И еще чуть-чуть. Холод постепенно сменился прохладой, потом теплом и даже слабым жаром, будто под пуховым, хорошенько подоткнутым одеялом. Дрожь утихла, Рыска даже начала распрямляться, и хватка Алька ослабла. «Все-таки замерзли, – подумала девушка, скатываясь в сон, словно по ледяной горке: ни за что уже не зацепиться, как ни старайся. – Говорят же, что перед…»

Но ей было уже все равно.

* * *

Казалось бы – сколько там той Рыбки! Паром всего лучину идет. Правда, по прямой, и движет его колесо с впряженным волом, а то и двумя.

Вскоре молец понял, почему савряне так почитают святого Трачнила. Стоило остановиться перевести дух, как река сносила бревно вниз и оттягивала к середине. Потом стемнело и вообще стало непонятно, где чей берег, – пока пророк, молитвенно сложив руки и закрыв глаза, взывал к отвлекшейся, видимо, Хольге, бревно успело крутануться на месте. А то и не раз.

Туго приходилось не только посланнику Богини – мимо, никем не управляемый, проплыл плот, на котором, связанные спиной к спине собственными отрезанными косами, сидели трое саврян. Пророк попытался обратиться к ним с проповедью о покаянии (ведь хороших людей Хольга так не накажет!), но получил на редкость богохульный ответ и оставил грешников Сашию. Времени осталось мало, надо успеть спасти тех, кто сам этого хочет.

Когда на реку окончательно легла тьма, а на веру мольца – тень сомнения, впереди внезапно забрезжил огонь костра и надежды. Пророк с новыми силами ухватился за верный посох, и спустя пару лучин онемевшие ноги наконец уткнулись в дно. Оно оказалось пологим, до сухой земли оставалось шагов тридцать. Молец попытался встать и кувыркнулся с бревна, тут же уплывшего в сторону.

– Кто здесь?! – На шум из темноты вынырнул караульный с факелом. Вначале потрясенно попятился, увидев лохматое чудище, выбирающееся из воды, потом узнал ползущего на четвереньках пророка и разочарованно сплюнул:

– Опять ты!

– Хольга привела меня на эту землю, – важно ответствовал молец, опираясь на посох и наконец поднимаясь. – Значит, я ей здесь зачем-то понадобился!

– А нам ты на бычий корень не нужен! Проваливай отсюда, нечего людей своим бредом смущать!

164