Выступ оказался просто камешком, свободно лежащим у края плотины. Крыса повисла на передних лапах, отчаянно закрутила хвостом, пытаясь удержаться и подтянуться. Левая лапа сорвалась, крысу мотнуло вправо, к ободранному водой корню, от которого удалось оттолкнуться и запрыгнуть обратно. Не успев толком испугаться, она побежала дальше, почти сразу выкинув из головы эту досадную оплошность.
А камешек полетел вниз.
Возле скита ничего не изменилось. Все так же, тяжелым черным покрывалом, лежало на земле небо с прорехами звезд. Ветер стих, и полынный запах почти вытеснил озерный.
Но старик, неотрывно глядевший на север, внезапно напрягся, и из его груди мучительным стоном вырвалось:
– Альк!
Ему ответил далекий перекатывающийся рокот.
Многие савряне выпрыгивали из лодок, едва те равнялись с камышами. Навстречу им уже хлюпали ринтарцы, и вскоре битва кипела не только на острове, но и по колено, а то и по пояс в воде. Упавший – оглушенный или раненый – в любом случае скрывался под ней с головой, и течение утягивало его вниз по реке. С другой стороны, на сухом проще добивать. Не знаешь, что и хуже.
Бой переполз уже и на ринтарский берег: савряне попытались перерезать переправу, наткнулись на охраняющих обоз тсецов и сцепились с ними. От Йожыга верхами спешила подмога наперегонки с саврянскими лодками.
За шумом и запалом боя никто не услышал третьей «рати», не заметил ее зловещих вестников: дрожи земли и воды, внезапно усилившегося и посвежевшего ветра, истошно орущих птиц, несмотря на сумерки стаями пролетающих над головами. Даже когда из леса выскочило стадо оленей, промчавшись мимо сражающихся, мало кто отличил их от рыжих коров, – а прочие решили, что животные померещились им в боевом безумии.
Река одним махом сглотнула спорный остров и покатила волны над ним, расползаясь вширь и вдаль.
Большинство даже не поняло, что произошло. Вот только что они яростно махали мечами, глядя в такие же зверски перекошенные лица врагов, – а в следующий миг их уже крутит и несет, как щепки в мутном дождевом потоке. Вода разметала противников, сорвала всадников с седел, выдернула из рук оружие и схрупала высокие древки знамен, как прошлогодние камыши. Тсецам в доспехах пришлось хуже всего, да и из весчан плавать умела хорошо если половина. Но поначалу туго пришлось и им: какое там грести – высунуть бы на миг голову из водоворота, хватануть воздуха, пока снова не потянуло вниз!
Бой захлебнулся в прямом смысле слова.
Молодые крысы быстро оправляются от ран.
Там же
Плотинное озеро переползло вниз по Рыбке, как проглоченная змеей лягушка – от головы к середине брюха, заняв приречную долину.
Впервые за всю историю ринтаро-саврянских битв Йожыг не сгорел, а потонул – на окраинах из воды торчали только крыши, а высокие каменные дома обрезало на этаж. Саврянскому приграничному городку повезло больше – он стоял на высоком берегу, и реке достались только огороды да подвалы. Кабы наоборот, жертв было бы куда больше: из Йожыга женщины, дети и старики успели уйти, предупрежденные о грядущем бое, а может, и осаде, пока не подоспеют тсарские войска.
Низинный лесок целиком скрылся под водой, а макушки прибрежных холмов превратились в острова, на которых тесно жались друг к другу мокрые уцелевшие счастливчики, савряне вперемешку с ринтарцами. Пыла некоторых вояк даже река не охладила, но драться голыми руками на горбатом пятачке оказалось очень неудобно, да и более уживчивым соседям это не нравилось – места и так крыса наплакала, а они еще пихаются! – и тогда в воде оказывались оба. Так что в конце концов буяны утихомирились, только злобно переругивались, но потом и это надоело.
– Эх, а пророк-то чистую правду говорил! – расползались боязливые шепотки. – Все как он и предрекал: вышли реки из берегов, вышли твари из нор…
Мокрые и всклокоченные крысы десятками сидели на плавающих по озеру бревнах – остатках переправы. Они тоже были из разных стай, но общая беда сплотила зверьков, и они, как и люди, грели друг о друга мокрые ободранные бока.
– Точно, осерчала на нас Хольга. Не дело мы затеяли… – сокрушенно качали головами обе стороны.
– Да нам этот остров сто лет не нужен был, кабы не приказ!
– Чего уж там, и мы маху дали, полезли не разобравшись!
– Вы уж нас простите!
– Да нет, это мы виноваты! – упорствовали в покаянии савряне. (А то вдруг Богиня решит, что мало ввалила?!)
– Нет, мы! – не сдавались ринтарцы, не желая уступать первенство в просветлении.
Чуть снова не подрались.
К утру вода стала спадать, переходить в зыбкий туман. Холмы вырастали из нее, будто грибы, на саврянской стороне между некоторыми уже можно было перейти посуху. Река вылизала землю, как коровы солонец, местами содрав огромные куски дернины. Под ней обнажившейся плотью алела глина. На свежих отмелях янтарем и ракушками поблескивали мечи и куски доспехов.
Вернулись плевуны, удивленно покружились над затопленными пещерами и осели на ближайших деревьях, будто кто-то черные тряпки по ветвям развесил.
На поле появились женщины. Подвернув юбки, они бродили по колено в воде, выкрикивая имена пропавших мужей, сыновей и братьев. Сначала только саврянские, потом ринтарские – переправились с другого берега. Друг на друга они внимания не обращали, только с тоской шарили взглядами по округе, надеясь и одновременно страшась найти тело любимого. Будто белые чайки-кликуши, кружащиеся над заливом.
Рыска искала молча. Сил еще и на крик у нее не было.