– Какую расседлывать?
– Давай мою, – решила девушка. На хуторе Милку приучали к хомуту, да она и спокойнее была. А от Смерти неизвестно чего ждать.
С запряжкой Альк возился долго; было видно, что это дело ему в новинку. Но помощи не просил, только сердито пыхтел, и Рыска решила не навязываться. Главное, чтоб к хвосту оглобли не прикрутил.
– А с коровой что делать будем? – Девушка погладила калеку по морде, рыжая шумно выдохнула и облизала ей ладонь.
– Колбасу, – мрачно пошутил Альк, затягивая последнюю петлю. – Садись, бери вожжи.
Рыска поняла, что корову на руках он точно не понесет и на эту тему лучше даже не заикаться.
Пока друзья ездили за телегой, Жар развлекал молодую мать, показывая ей простенькие фокусы с пропадающими в ладони предметами – сначала камешком, потом сосновой шишечкой, потом здоровенной еловой. Неизвестно, как саврянка, но сам вор, похоже, развлекся на славу, освежив навыки.
– Кстати, это мальчик! – первым делом сообщил он, увидев друзей.
– Ты так радуешься, будто сам делал. – Альк не стал спешиваться, дожидаясь, когда спутники закинут в телегу охапку лапника и помогут забраться женщине.
– А чего б не порадоваться? Нашего роду прибыло!
– Нашего, – ехидно уточнил белокосый.
– Ты ж сам говорил, что все люди одинаковы!
– Однако некоторые из них живут в Ринтаре, а некоторые в Саврии.
– Это риторика, – со вздохом объяснила Рыска другу. – Искусство дурить людям головы.
– О, запомнила словцо? – приятно удивился Альк. – Молодец. Ты не так уж безнадежна.
– Да она у нас вообще умница, – ухмыльнулся Жар, оттесняя Рыску к борту и забирая вожжи – а то вору уже начало казаться, что его задница навеки приняла форму седла. Из-под рясы с сухим стуком выпала «пропавшая» шишка, покатилась по дощатому дну.
Телега негромко, уютно поскрипывала, пригревало солнышко, небо было синим-синим, как ранней весной, ребенок спал, но саврянка отчего-то пригорюнилась, начала вздыхать и шмыгать носом.
Альк спросил, что случилось, однако ответ переводить не стал, как и сочувствовать. Наоборот – губы сжались в линию, сдерживая усмешку, но глаза беззастенчиво о ней ябедничали.
– Чего это она? Болит что-то? – потребовала объяснений встревожившаяся Рыска.
– Нет. – Саврянин сдавленно фыркнул. – По корове убивается. Надо спросить, не воевал ли ее отец в северной части Ринтара… Вдруг это по мужской линии передается?
Девушка подобрала валяющуюся под ногами шишку и метко запустила Альку в бок.
– Может, надо было все-таки ее домой везти? – заколебалась Рыска, когда впереди уже показалась веска. – Вдруг мы с ее мужем разминулись – он туда, а мы сюда?
– Не разминулись, – лениво откликнулся Альк, чуток придремавший в седле. Жар тоже клевал носом, вскидывая голову, только когда телега попадала колесом в выбоину или на камень. Саврянка и вовсе заснула, в обнимку с ребенком свернувшись клубочком на мягких ветках. – Муж бегал бы кругами вокруг коровы и рвал на себе косы. Мы увидели бы, когда на дорогу вывернули.
– А как мы его тут искать будем?
– Делать нам больше нечего. Скинем у первого же дома и дальше поедем.
– Альк!
– У нее там тетка живет, – пояснил саврянин, слишком разомлевший, чтобы дразниться.
– Тогда ладно, – с облегчением согласилась Рыска. – А до столицы далеко еще?
– Вон за тем холмом, наверное, уже покажется. – Альк чуть поменял позу и прикрыл глаза, но теперь прикорнуть ему не дал Жар.
– Как она называется-то?
– Брбржисщ, – буркнул саврянин.
– Чего? – Вор решил, что не расслышал.
– Брбржисщ.
– Как ты это делаешь? – Жар с детским восхищением уставился Альку в рот. – Ну-ка давай еще раз!
– Боброград. Отцепись.
– Брбр… У тебя там ничего не завязывается?! Бржи… Тьфу!
Рыска тоже попыталась шепотом повторить, но словцо оказалось на диво увертливым, будто вьюна пытаешься языком к нёбу прижать.
– Зато шпионов удобно ловить. Кто со второго раза не выговорил – того на дыбу, – хмуро пошутил саврянин.
– А почему не с первого?
– Ну не всем же быть столичными жителями.
Дальше первого дома проехать и не удалось бы: из ворот высыпала целая толпа, от мала до велика, издалека узнав телегу. Жар натянул вожжи, еле удержавшись от соблазна, напротив, подхлестнуть корову. Рыска прижалась к другу: савряне обступили их так плотно, что борта затрещали. От резких неприязненных голосов звенело в ушах – будто в воронье гнездо руку сунул и на обидчика налетела вся стая.
Альк, безошибочно угадав главаря – рослую полную тетку с плечами пошире иных мужских, – ответил только ей, коротко и емко. Этого хватило: семейство мигом отбросило враждебность и обратило все внимание на привезенную саврянку. От гомона она проснулась, мигом обнаружила в венке лиц свой «цветочек» и повисла у него на шее, чуть не опрокинув к себе в телегу: мужичонка оказался хлипковат. Белокосый, на Алька он не походил ничуточки – лицо простецкое, растяпистое, слегка опухшее. Видать, перебрал по случаю успешной торговли и побоялся жене на глаза показываться, заночевал у родни. Страстные поцелуи быстро сменились взаимными упреками – куда только подевалась скромная и перепуганная девчонка с поляны! Проснулся ребенок и тоже запищал, гневно и требовательно.
– У нас считается, что если муж – или ближайший родственник – не стоит за плечом у роженицы, то его место занимает Саший, – пояснил Альк. – И теперь они выясняют, кто виноват, что ей пришлось рожать в такой сомнительной компании.
– Сомнительной? – Рыске стало обидно. – Уж какая была! Все лучше, чем одной.